Охота на изюбря - Страница 149

149

– Но…

– Кто на комбинате имеет право подписи? Скоросько или ты!? Как это могло пройти мимо тебя! Ты мой зам или ворона лохастая?

Денис стоял, нервно сжимая руки. Извольский вдруг замолчал и проговорил новым, глухим голосом.

– Мне плевать на губернатора и на банк, – вдруг сказал он. – Мне на энергетиков плевать. Это все внешнее. Это как дубинкой по голове. А когда на комбинате крадут – это как рак. Ты этого не застал. А я это по гвоздочку вытаскивал. Когда приходишь к фин-директору и говоришь: какого хрена ты миллионый банковский вексель за триста тысяч долга отдал? «Да что, Вячеслав Аркадьич! Бумажка и бумажка, денег нет, я ее отдал!» – «Да ты бы до Сбербанка дошел, улицу перешел, тебе бы девятьсот тысяч дали». – «Нешто мы, ахтарские, в этом понимаем…» А у самого уже особняк на Кипре!

Денис стоял перед Извольским весь пунцовый. Оправдываться? Чем? Что если ты спишь по четыре часа в день, то ты можешь просто не дочитать страховой договор до тринадцатой страницы? Вот только почему он, здоровый бугай с двумя руками и двумя ногами, до тринадцатой страницы не дочел, а парализованный, накачанный всякой химией Извольский – дочел?

– Приходит счет за ломку мартена, на двести тысяч, – продолжал Извольский. – Идешь в цех, спрашиваешь, много ли людей печку ломало. «Да не, человек десять». – «А долго ли?» – «Да два дня». Идешь к главному инженеру: «А не много ли – двести штук за печку?» – «Да ты что, там сто человек целый месяц трудились…» Я тогда еще замом генерального был. Приходишь к генеральному, начинаешь орать, что у нас ломка мартена немногим отличается от ломки чеков у «Березки». «Да что ты, такие хорошие ребята». А на этих хороших ребят давно бандиты уже сели, потому что на всякий скраденный грош садятся бандиты… А меня потом еще ругали, что я генерального в унитаз вылил. А тут – либо генерального в унитаз, либо весь завод.

Думаешь, от меня тогда так просто отстали? По окнам стреляли. К двери траурный венок прислали… Я это зубами выгрызал, людей через колено ломал… А ты в два месяца все в канализацию слил… Кинули, как лоха: ах, юристы все в Москве…

Извольский сцепил руки у подбородка. Шторы в кабинете были отдернуты, комнату заливал ослепительный свет от отраженного настом солнца, и в этом свете Денис очень хорошо видел, как постарел и пожелтел за время болезни тридцатичетырехлетний Извольский.

– Иди, Денис. Со Скоросько разберешься сам. И со всеми остальными. Пусть Вовка пробьет эти контракты. Может, они уже на криминал завязаны. Или на «Ивеко».

– Ты не хочешь разговаривать со Скоросько?

– Нет. И с тобой я тоже не хочу разговаривать. Иди.

Денис спустился на второй этаж и там долго сидел в зимнем саду. На кадке с пальмой в позе суслика застыла кошка Маша, – единственное живое существо, которое Извольский позволил завести в доме. Судя по всему, кошка Маша справляла в кадку свои кошачьи дела, и хорошо, что ее никто не видел.

Денису очень хотелось напиться, но было только десять часов утра, и поэтому он тупо сидел, глядя на солнце и кошку под пальмой. Кошка сделала свое дело и прыгнула ему на колени. С лапок ее ссыпалась черная земля.

Потом Денис повернул голову и увидел, что около лестницы стоит Ирина. Кошка спрыгнула с колен и побежала к хозяйке.

– Господи, Денис, что такое? – спросила Ирина. – На вас лица нет. Со Славой все в порядке?

Денис промямлил что-то невразумительное.

– Он слишком много работает, – с упреком сказала Ирина, – ему надо лежать и лежать, а он сидит за этими договорами. Денис, ну неужели вы не можете прочитать эти бумаги вместо него?

– Я их читал, – сказал Денис.

– Ну и зачем это второй раз? Это и первый-то раз нельзя прочесть, там же одна фраза полторы страницы занимает, это же ужас какой-то…

– Ну что вы, Ира, – с горьким смешком сказал Денис, – наши хозяйственные договора – это, можно сказать, художественные произведения. С прологом, эпилогом и двойным смыслом. Их Бахтину бы исследовать… На предмет амбивалентности и карнавального мира.

В глазах Ирины неожиданно заиграли веселые чертики.

– Боже, Денис, какие вы слова знаете… И что же такое амбивалентный хозяйственный договор?

– Это такой договор, в результате которого человек думает, что получает двести тысяч, а вместо этого он получает по ушам. Извините, Ира, мне надо ехать.

На следующий день после этого разговора главного инженера Вадима Скоросько вызвали в кабинет и.о. гендиректора. Скоросько зашел к Денису и увидел, что тот не один – в дальнем углу, старательно разглядывая шкаф с книгами, стоял начальник промышленной полиции Вовка Калягин.

– Звал, Денис Федорыч? – спросил Скоросько.

Денис пристально разглядывал Вадима. Это был веселый, немного пьющий мужик лет пятидесяти с выдубленным сибирскими морозами лицом и большими залысинами. На нем был полушубок и клетчатый шарф, и облепленные снегом ботинки оставили на паркетном полу растаявшую лужу. Главный инженер почти никогда не сидел в кабинете, а вечно метался по заводу, о котором заботился, как курица о снесенном яичке.

– Садись, – голос Дениса звучал очень сухо.

Скоросько, как был в полушубке, сел за стол.

– Чего случилось, Денис? Это ты по поводу аглофабрики? Там, понимаешь, такое…

Денис молча выложил перед Скоросько страховой договор и белый лист бумаги.

– Пиши. Как, почему и с кем.

Скоросько побледнел.

– Черт, – тихо сказал он, – я так и знал, когда вернулся Сляб… Ты ведь меня не выгонишь?

Денис молчал.

– Ты ведь меня не выгонишь?!!

Сзади неслышно подошел Вовка Калягин:

149