Нет, на курок нажимали не ребятки Камаза, а кое-кто посерьезней, и Извольского спасло только то, что, выехав из деревни, он посадил за руль охранника, а сам сел сзади. Стреляли же по тому, кто был за рулем, стреляли прицельно, но из пистолета (кучность была потрясающая – из пяти пуль, выпущенных из мчащейся машины по другой мчащейся машине, три попали водителю в голову).
В это же время другой киллер, для страховки, выпустил общую очередь по «Мерсу», и вот эта-то отвлекающая очередь, пройдя наискосок, и ранила Извольского трижды: одна пуля ушла в грудь, задев легкое, другая попала не очень страшно, в плечо, а третья разбила сотовый, прошила тело и застряла в позвоночнике.
Черяга и следователь, назначенный прокуратурой вести дело, расспрашивали Ирину несколько часов, но та мало что могла сказать. Все, что она видела, – это беленькую «Шестерку», которая начала обгонять «Мерс». «Шестерка», очевидно, была с форсированным двигателем, потому что «Мерс» шел на большой скорости и обогнать его было нелегко. Номеров Ирина не заметила, лиц – тем более.
Черяга поехал в Никишино. Участковый инспектор, испитый парень с красным носом и огромным синяком под скулой, почему-то был крайне нелюбезен. О причинах этой нелюбезности Черяга узнал спустя полчаса от некоей бабы Любы, чей участок выходил задами к пятачку перед магазином и которая имела привычку вместо телевизора наблюдать за интересной примагазинной жизнью. Восьмидесятилетняя баба Люба рассказала ему, как компания местных алкашей, в числе коих находился и сам участковый, замела перед магазином какую-то городскую фифу, как фифа стукнула Кольку бутылкой по голове и как потом на площадь вылетела иномарка, из которой выскочил человек с пистолетом и два мордоворота. «Я уж думала, они ее убьют, – вздохнула баба Люба, – а он как пойдет стрелять, аж стекла в домах звенят».
Кроме истории со стрельбой, баба Люба заметила и еще одно: почти сразу за пистолетом и мордоворотами подъехала еще одна машина, беленькая «Шестерка» с погашенными фарами. «Шестерка» забилась в переулок и стояла там без малейших признаков жизни минут пятнадцать, а когда иномарка с Извольским вновь выбралась с разбитого проселка на асфальтовую дорогу, тихо снялась с места и покатила себе прочь. Умница бабка заметила даже блестевшие на «Шестерке» номера. Номера, как выяснилось, были выданы три месяца назад старому «Форду», каковые номера и были свинчены с «Форда» за день до покушения.
Саму же «Шестерку» не нашли нигде; скорее всего, машина была не краденая, учитывая форсированный движок, и выкидывать ее исполнители не сочли нужным.
Но самое интересное было другое. Если в Извольского стрелял не Камаз, то возникал вопрос – а откуда киллеры знали маршрут директора? Можно было, конечно, предположить, что они просто ехали за объектом. Но ведь Извольский перемещался не по городской забитой трассе. «Мерс» сначала поехал на Калужское шоссе, потом – на пятидесятый километр Киевского. Половина пути – по узким загородным дорогам. Всюду – на дикой для таких дорог скорости в сто – сто двадцать километров. Трудно представить себе, чтобы в таких условиях охранники Извольского не засекли скачущую за ними, как черт, «Шестерку». Или даже череду сменяющих друг друга машин.
Но если «Шестерка» знала, что Извольский отправится в пустынное Никишино, то откуда? Со слов Камаза? Не исключено. Со слов Верецкой? Но к ней в тот день обращался только Камаз. Наитщательнейшие поиски ничего не обнаружили, и оставалась одна версия, сколь очевидная, столь и пугающая: информацию сняли с сотового телефона Извольского. Сняли, когда ему позвонил Черяга… Понятно, что кто угодно мог бы купить запись подобного разговора у ФАПСИ. Но вот прослушивать телефон в режиме реального времени могли только очень серьезные ребята, вооруженные соответствующей спецтехникой.
Денис изучил и пятачок перед магазином, и грязный проселок, и про себя подивился, почему киллеры не направились за своей жертвой на дачу и не расстреляли ее там. На даче спасения не было: не пьяному же участковому броситься на помощь гибнущим пассажирам иномарки? Даже телефона в поселке отродясь не имелось, за исключением того, что у магазина, да и тот был с корнем выдран еще летом.
Из этого дополнительно вытекало, что киллеры явились в Никишино буквально за четверть часа до огневого контакта. Они проехали по пустынной дороге и нашли ее весьма подходящей для своих планов, а вот дачи они в глаза не видели, сколько рядом соседей, не знали, и поопасились сунуться на раздолбанный проселок. Еще возьмешь, к примеру, и застрянешь в сугробе после расстрела, со всеми вытекающими отсюда неприятностями… Между звонком Черяги и выстрелами как раз прошел час, и это дополнительно работало на паскудную версию. Сотовый телефон прослушивали безо всякого жучка. Недаром, нет, недаром завел Извольский в Ахтарске свою сотовую компанию. Так то – Ахтарск…
В целом картина мастерской стрельбы была неутешительна, и командир СОБРа Алешкин, осмотрев раздробленную голову собственного бойца, отвел Черягу в сторону и сказал:
– Хорошо стрелял Шура Лось.
– Ты уверен?
– Либо он, либо профи.
– В смысле не бандиты?
– Нет. Слыхал я о таких местечках, где учатся стрелять из тачки по тачке.
Задумчиво еще раз оглядел труп, вздохнул и добавил:
– У нас, конечно, спецслужбы – как супермаркет, так что могли кто-нибудь и нанять, – но вы никому с погонами на хвост не наступали?
Еще как наступали – с Конгарским вертолетным заводом!
Беда не приходит одна.
На следующий день после покушения на Вячеслава Извольского Государственная Дума Российской Федерации обратилась к премьер-министру Евгению Примакову с письмом по поводу кадровых перемен в руководстве в РАО «Атомэнерго». Государственная Дума выражала недоумение, почему на место «заслуженного академика, профессионального атомщика» пришел сорокалетний бизнесмен, никогда не работавший на АЭС. Государственная Дума полагала, ни больше ни меньше, что увольнение всей верхушки РАО «гибельно скажется на интересах национальной безопасности России», и призывала премьера остановить «развал ядерной отрасли» и вернуть на прежнее место прежних людей.