– Добрый вечер, – сказал Денис, – я начальник службы безопасности ахтарского металлургического комбината….
Люба очень удивилась.
– А удостоверение у вас есть? – спросила она.
Черяга молча протянул ей коричневую книжечку.
Люба изучила документ и, тревожно взглянув на Черягу, сказала:
– У меня уже спрашивали про Иру. Говорили – из службы безопасности.
– Кто и когда?
– Два часа назад, когда я уходила с кафедры. Такой здоровый, как шкаф, белокурый, глаза серые…
– Камаз, – тревожно сказал Черяге бывший с ним охранник.
– Что? – не поняла Люба.
– Витя Камаз, бригадир долголаптевский, – процедил сквозь зубы Черяга.
Люба вскрикнула, прикрывая рот рукой.
Черт бы подрал Извольского! Почему его собственная СБ должна узнавать обо всем последней?
В четыре часа вечера Извольский вновь поехал в РАО «Атомэнерго». Договор, подписываемый им, был пятидесятистраничным и трехсторонним, – помимо РАО «Атомэнерго», на нем должна была стоять подпись от РАО «ЕЭС России», десятки пунктов оговаривали взаимные обязательства и штрафные санкции. Извольскому вовсе не хотелось очутиться в ситуации, при которой он выстроит АЭС, а начальство РАО опять сменится и примется ставить ему палки в колеса. И из-за невозможности достать какую-нибудь режимную фигулину размером с зажигалку объект нельзя будет эксплуатировать по соображениям ядерной безопасности. Несмотря на вчерашний звонок, все было тихо, повыкинутые из концерна Парвусы публичных концертов не устраивали. Правда, был звонок руководителя думского комитета, – но депутат на то и рожден, чтобы упражнять глотку…
К пяти в «Атомэнерго» ожидали приезда главы РАО «ЕЭС России», оставался последний час, чтобы повыловить оставшихся в соглашении блох, но Извольский смотрел на текст, на рождение которого он затратил столько нервов, денег и сил, почти отсутствующим взглядом.
Он позвонил Черяге и услышал, что служба безопасности проверила четырех подруг Ирины и что у трех Ирина не появлялась, а четвертой, Верецкой, нет дома.
– Слава, у тебя с собой сколько охраны? – спросил Черяга.
– Двое, второй водитель, а что?
– Ты знаешь, об Ирине Камаз расспрашивал. Мы его накрыли в подъезде подружки Иры, на Большой Бронной, чуть до стволов не дошло.
Камаз?!
Извольский вспомнил белую обшарпанную «Семерку», которая его выпасала. Нет, каков наглец…
Сляб в раздражении захлопнул телефон. Этого еще не хватало, мало ему спецслужб и украинской ментовки, еще и какой-то отморозок нарисовался… О Господи! Ну где же она? Не могла же она уехать из Москвы, у нее ж денег ни хрена нет, или она у подружки заняла и уехала?
Сляб очнулся и увидел, что глава РАО «Атомэнерго» смотрит на него несколько недоуменно, видимо, ожидая ответа на заданный вопрос.
– Извини, ты что-то спросил? – сказал Сляб.
– Третья сторона на час задерживается, – ответил Звонарев, – звонил, велел передать извинения.
Подозрительно поглядел на Извольского и поинтересовался:
– Ты не простыл? Такой холод на улице…
– А? Я? – Извольский вздрогнул. – Какой холод, – брезгливо сказал он, – вот у нас в Ахтарске сейчас холод так холод…
Он внезапно представил себе свой дом в Ахтарске: ровную слепящую гладь снега, далекий лес за разрисованным морозом окном и спальню, освещенную утренним солнцем, стократно умноженным настом. Белая хрустящая постель и на ней – нагая, розовая и желанная Ирина… Извольский потряс головой.
За окном стояла и стыла поздняя ноябрьская Москва, с желтушно-светлого неба лениво слетали снежинки и превращались в хлюпающую кашу под колесами автомобилей, и то, что было вчера ночью… Боже мой! А если она его не простит? А если она вообще никогда его не простит?
– Слушай, к тебе у МВД Казахстана нет претензий? – спросил неожиданно Извольский.
– Ни малейших. Там такое было дело, что мы везли в Китай алюминиевый порошок и забыли дать взятку начальнику таможни, и он этот порошок конфисковал как стратегический груз. Так что это мы таможне предъявляли иск, а не она нам.
– А что случилось с порошком потом? – рассеянно спросил Извольский.
– А, продал он этот порошок нашим конкурентам и на это дело построил себе ро-оскошную дачу…
– Дачу? – переспросил Извольский.
Черт, как ему не пришло в голову, что Ирина может быть на даче! Но он знает про дачу… А вдруг она хотела, чтобы он ее нашел, только помучился?
Извольский вскочил со стула. В смятении посмотрел на часы.
– Черт, – сказал директор, – я вспомнил… у меня важная встреча… Я к шести вернусь. Хорошо?
Директор РАО «Атомэнерго» только варежку разинул от удивления, – а Извольский уже хлопнул дверью и грузно побежал по коридору. Атомщик посмотрел: до шести оставалось полтора часа.
– Нет, точно у Сляба крыша поехала, – прокомментировал он, ни к кому особенно не обращаясь.
Вечереющая дорога была залита ледяным крошевом и забита автомобилями. Водитель изо всех сил гнал «Мерс» по резервной полосе, взметывая за собой фонтаны жидкого снега. Извольский в раздражении посмотрел на часы: ему надо было вернуться на Большую Ордынку через полтора часа, по такой паршивой дороге времени на туда и обратно как раз в обрез.
На Калужском шоссе директор сам сел за руль. За городом похолодало, в подернутых ледком лужах отражались низкие беременные облака, деревья стояли голые и мокрые.
Извольский еле нашел дачный участок.
Бабушка Ирины копалась в полузасыпанном снегом огороде, никаких признаков Иры вокруг не было. Извольского старушка вспомнила и удивилась, чего он приехал.