Охота на изюбря - Страница 53

Эццелино да Романо окружает безоружную свиту Фридриха с шестьюстами всадниками и обнажает меч: «Ваше величество, мне кажется, мой меч лучше вашего». Окруженный Фридрих цедит с ледяной вежливостью «несомненно». «Ваше величество, так как мой меч лучше вашего, я хотел бы поднести его вам и навсегда стать вашим вассалом»…

Галантность рука об руку с нечеловеческой жестокостью, разговоры о долге рядом с самой гнусной изменой, череда крови, предательств, пыток и золотые монеты, вывалянные в грязи. «Почему ты заплатил мне за предательство моего господина фальшивым золотом?» «Потому что изменник вроде тебя недостоин настоящего…»

Разбитая «шестерка» дожидалась ее во дворе. Ключи от машины оказались у соседки, та делала удивленные глаза и шептала:

– Ах, Ирина Григорьевна, я так испугалась, представьте, стучатся в дверь и просят передать вам ключи, а сами-то – рожи квадратные, плечи как балка…

– Ничего страшного, – сказала Ирина.

День был сегодня незагруженный. У Ирины была одна пара в два часа дня, после обеда, потом полтора часа перерыв, а потом еще пара, – так уж по-дурацки составили расписание. На кафедре было много народа, хорошенькая Лидочка вертелась перед зеркалом и мазала губки чем-то фиолетовым, степенный Иван Ильич полюбопытстовал:

– Вы что такая грустная, Ирина Григорьевна?

– Так, – сказала Ира, – познакомилась с одним человеком.

– С кем?

– С Каструччо Кастракане, – загадочно сказала Ира и отбыла в аудиторию.

Аудитория была большая, с крошечной кафедрой в центре и вздымающимися амфитеатром трибунами, а студентов было мало, и большая их часть стояла перед дверями аудитории и курила плохие сигареты. Студенты были заочники, собравшиеся на две недели, среди них было много ребят старше Иры, а были совсем молодые, и Ира услышала обрывки диалога. «Ну да, изнасиловали, натурально, она в ментовку побежала». – «Да она на колени им лезла, я ее еще в сторону отвел, говорю, ты чего с хачиками лижешься». – «Да чего с ней спать, она как школьный завтрак – дают бесплатно и всем, а в горло не лезет». – «Ей засадишь…»

– Вот кому бы я засадил, – громко и ни к кому особенно не обращаясь, сказал один из студентов, провожая выразительным взглядом аппетитную попку вчерашней аспирантки.

Ирина услышала и вздрогнула. «Ну, попадись ты мне на экзамене», – подумала она. Серость, серость, дождь за окном и известка с потолка в коридорах, и мать, которую два года назад сбили ночью на тихой улице, и вечно пьяный, давно живший отдельно от них отец, грязные туалеты и грязные мысли, зачем им история, господи боже ты мой, зачем им история, они просто не прошли по конкурсу на экономический, а денег платить за обучение нет…

Ирина, опустив голову, прошла в аудиторию и встала за столом, и первый человек, которого она увидела, был Извольский.

Гендиректор сидел, насмешливо улыбаясь, во втором ряду близ прохода, в аудитории было холодно, Извольский так и не снял плаща, и от этого не очень бросался в глаза среди других студентов-заочников. Ну сидит и сидит – плотный, тридцатилетний – мало ли тут тридцатилетних? Вдобавок плащ у Извольского был почему-то легкий, не по сезону летний. Было непонятно, куда директор подевал свое темно-серое пальто.

Потом в кармашке у Извольского зачирикал телефон, он вытащил его и сказал: «Алло», и тут же, как назло, зачирикал другой телефон, Извольский вытащил и его и так и отошел к стене аудитории, поочередно лаясь сразу с двумя мобильниками. Студенты с недоумением на него оглядывались. Извольский договорил, спрятал телефоны куда-то и снова сел на скамью.

Так уж получилось, что лекция, которая причиталась сегодня с Ирины, была лекция об экономике средневековых итальянских городов.

Великое множество всяческого научного народа считало итальянские коммуны тем самым местом, где зародился современный капитализм. Когда-то, года три назад, когда Ира именно средневековую Флоренцию избрала темой своей диссертации, ей так и казалось. На дворе был 1995 год, кончалась приватизация, над Россией занималась заря капитализма, и Ирине казалось, что сейчас она напишет замечательную работу о волшебной стране, где предприимчивый человек в течение нескольких лет мог стать миллионером.

Но чем больше она работала с источниками, тем больше облик этой страны казался подозрительным. С одной стороны – вроде как будто, к примеру, в Италии и зародились банки. А с другой – никакие это были не банки, потому что все, что они делали, – это получали от папы римского право на сбор десятины где-нибудь во Франции и Англии, а если у налогоплательщиков этой самой десятины не всегда хватало, то банки как раз и ссужали им на оплату налогов те деньги, которые потом должны были собирать. С одной стороны – вроде банки как бы и выдавали кредиты, но выгодней всего им было кредитовать не производство, а правительства. Точнее, правительства все время делали банкам предложения, от которых невозможно было отказаться. Поэтому банки кредитовали правительства, а так как денег у правительств не было, то они в обмен расплачивались с банками привилегиями. Но так как рано или поздно деньги все равно приходилось платить, то тогда правительства, вместо того чтобы расплатиться с кредитом, брали банкира за шею и вешали его повыше.

С одной стороны, вроде бы и появлялись в Италии люди, разбогатевшие своим трудом, но вот чтобы сохранить свое богатство, им приходилось инвестировать его во власть. Как, например, Козимо Медичи, который из второго банкира Флоренции стал ее первым диктатором, после чего его банк опять-таки стал не вторым, первым. Или Джованни Аньоло, пизанский банкир, который попросту купил власть над родным городом у наемников, которых Пиза наняла для собственной охраны.