Охота на изюбря - Страница 169

169

У первой двери налево была аляповатая ручка желтого цвета, то ли золотая, то ли позолоченная. Сверху ручки был вделан цифровой замок. Лось знал, что дверь двойная – сначала добротная деревянная, а затем стеклянная с занавеской.

Лось открыл деревянную дверь и скользнул внутрь.

В комнате было необыкновенно тихо. Он ожидал услышать голос Черяги или Извольского, но никто ничего не говорил и, что гораздо важнее, – света за стеклянной дверью почти не было.

Лось помедлил еще несколько мгновений, прислушиваясь. Уши его, как бортовой комплекс заходящего на цель истребителя, собирали в себя всю информацию о состоянии окружающего мира, но красная лампочка на внутреннем пульте не загоралась.

Лось отворил стеклянную дверь.

Он был готов стрелять немедленно, но этого не потребовалось.

Он стоял на пороге просторной спальни. Днем комната, вероятно, была залита светом из трех широких окон, образующих эркер. Сейчас окна были задернуты плотными бархатными шторами, но не до конца, и яркий фонарь, горящий на улице, выхватывал из темноты широкую постель и рядом – уставленную лекарствами тумбочку.

Что удивило Лося – Извольский спал не один. Рядом с парализованным человеком свернулась в клубок женская фигурка. Светлые волосы рассыпались по подушке, голова уткнулась куда-то под мышку Извольскому. «И что баба не сделает ради денег», – подумал про себя Лось. Извольский лежал навзничь, полумрак мешал Лосю получше рассмотреть полное желтоватое лицо с закрытыми глазами. Девушка лежала боком, Лось видел только волосы цвета спелой пшеницы. Наверное, это была та самая Ира, которая два часа назад просила Калягина помириться с Черягой. Просьба очень разумная, но несколько запоздалая.

Вокруг стояла мертвая тишина, и Лось слышал, как дышат двое в постели: Извольский тяжело, с заметным присвистом, девушка совсем неслышно.

«Если Черяга не в спальне Извольского, то он в его кабинете, – вспомнил Лось четкую инструкцию Калягина, – выходишь из спальни, идешь по коридору, вторая дверь направо. Охранников на втором этаже нет, ничего не бойся».

Лось поднял руку, сделал два шага и выстрелил. Одному из лучших стрелков России было впадло стрелять в упор в спящего паралитика, и он стрелял метров с двух. На лбу Извольского появилась темная точка, похожая на майского жука. Девушка даже не вздрогнула, когда вторая пуля вошла ей в висок. В приципе девушку можно было оставить в живых, но – не дай бог проснется и увидит рядом с собой мертвого жениха раньше, чем Лось сумеет выбраться из Ахтарска. Так что можно было считать, что девочке не повезло. Лучше ей было бы ночевать сегодня в другом месте.

Лось, не выпуская пистолета, повернулся к двери. И только тут до него дошло, что происходит нечто очень странное. А именно – оба спящих продолжали размеренно дышать.

В следующую секунду внешняя дверь, снабженная цифровым замком, мягко щелкнула, и Лось понял, что она закрылась. Под потолком вспыхнул лимонно-резкий свет.

– Бросили бы вы пушку, Александр Спиридоныч, – посоветовал откуда-то мягкий голос.

Лось сорвал одеяло с постели. Никакого Извольского там и в помине не было. На подушке, мертво поблескивая резиновой кожей, лежала голова вроде тех, которые играют в «Куклах». Голова, надо сказать, была классная – при плохом освещении ближе чем с полуметра и не отличишь. Вместо тела у головы был элементарно скатанный валик. А с девчонкой и того проще, головы никакой не было, был светлый парик, надетый на гипсовую кругляшку.

Лось в бешенстве сбросил подушки. Между ними бесшумно крутился маленький черный магнитофон, и из этого магнитофона по-прежнему доносилось размеренное дыхание: мужское, с присвистом, и почти неслышное женское. Почему-то Лося особенно взбесило, что магнитофон был никакая не спецтехника, а обычный репортерский диктофончик, чуть ли не китайского производства и с несодранной аляповатой наклейкой.

– А теперь, Лось, – мягко сказал все тот же голос с потолка, – будь добр, ствол положи на тумбочку, разденься, ляг на пол и руки за голову. Трусы можешь оставить. Стеклышки в спальне, как ты знаешь, пуленепробиваемые. Так что, пожалуйста, никуда не бросайся и ничего не ломай, а то вчиним иск за умышленную порчу чужого имущества.

«Интересно, Калягин меня сдал или со мною влип?» – подумал Лось. Однако предаваться долгим размышлениям не приходилось. Лось аккуратно, как было велено, положил волыну на столик, поразмыслил и вытащил, во избежание недоразумений, еще одну.

Разделся и лег на пушистую медвежью шкуру.

Дверь щелкнула снова, раздались шаги, в затылок Лосю уперся холодный девятимиллиметровый ствол. Скосив глаза, Лось увидел белые кроссовки на трех или четырех парах ног. Кто-то из охранников нагнулся, подобрал одежду Лося и начал ее проверять.

Через несколько минут шмотки швырнули около него.

– Чисто. Можешь одеться.

Лось влез обратно в штаны, застегнул рубашку и натянул сверху черную водолазку. Кроссовки, впрочем, у него отобрали, видимо, в качестве дополнительной страховки. Мало кому придет в голову мысль выскочить из дома в двенадцатиградусный мороз без ботинок.

Руки тут же завернули назад и стянули наручниками.

– Пошли.

По коридору его протащили, подхватив под локти. Две двери слева, третья – направо. Лося впихнули в тот самый кабинет Извольского, куда он намеревался заглянуть после спальни.

Кабинет был ярко освещен. Стол самого директора был пуст, зато за длинным розового дерева столом для совещаний сидели двое: Черяга и Калягин. Сбоку располагались еще охранники, все вооруженные. Лося удивило отсутствие Извольского, но тут же он сообразил, что это от излишней осторожности. Извольский наверняка был рядом и смотрел все представление по телевизору. Но режиссеры-любители не хотели, чтобы в случае неразумного поведения Лося парализованный человек послужил бы какой-нибудь приманкой или, скажем, помехой для стрельбы. Это было лишнее – Лось вести себя неразумно не собирался. Если его не пристрелили в спальне, – не пристрелят и сейчас.

169