Охота на изюбря - Страница 154

154

Извольский говорил довольно тихо и отчетливо. Любой из его подчиненных догадался бы, что Сляб очень сильно рассержен, но Ира этого не поняла: Извольский еще ни разу не швырялся в нее телефоном, не угрожал увольнением – словом, не устраивал тех представлений, участниками коих перебывал любой из его подданных, включая, разумеется, Черягу, мэра Ахтарска или Калягина.

– Слава…. Твой плот не превратился в лодку для одного?

– Что ты имеешь в виду? – голос Извольского был по-прежнему тих.

– Я… я не знаю… Что эта «Стилвейл» не платит заводу денег… Это все говорят…

– Все – это кто? Рабочие?

– Рабочие носят твои портреты! Они получают зарплату, и им плевать, откуда она берется! Они не знают, как устроены финансы завода!

– А ты знаешь? – насмешливо спросил Извольский.

– Ты мне сам говорил, помнишь? Ты мне говорил, что у тебя есть фирма Х и есть банк У. Что фирма Х платит за металл через сто восемьдесят дней после поставки, а банк У кредитует завод в это время. А теперь фирма Х не платит вообще! И это значит, что все деньги за металл принадлежат ей! Шестьсот миллионов долларов…

– Ты хочешь сказать, что я украл эти деньги?

– Но ведь фирма, которая их не платит, принадлежит тебе и только тебе? Помнишь, я спросила тебя, чем плох банк «Ивеко»? И ты сказал, что банк плох тем, что он перестанет платить предприятию деньги, а заберет их себе.

– И ты думаешь, что я ничем не отличаюсь от банка? Что я тоже украл эти деньги?

Ирина опустила голову.

– Я… я не знаю… – сказала она, – я чувствую, что это не так. Если бы это было так, ты бы не вернулся в Сибирь. Ты бы поехал в Швейцарию. Я… ты просто ожил, когда приехал сюда…

Лицо Извольского, окаменевшее в продолжение последних нескольких минут разговора, неожиданно смягчилось.

– Но… – Ирина запнулась. – Есть эти шестьсот миллионов… то есть в том-то и дело, что их нет… ты мне можешь объяснить, что происходит?

– Нет, солнышко, – усмехнувшись, сказал Извольский, – я не могу тебе объяснить, что происходит. И я прошу тебя не делать никогда одной вещи. Не давать мне советов относительно финансовых потоков завода.

– Я не даю советов, – быстро сказал Ира. – Я хочу понять, что происходит. Это как если бы в трамвае у тебя пропал кошелек и ты застукал бы мальчишку с кошельком в руке. Просто… я спрашиваю у него, он взял кошелек или нет.

– А спрашивать не надо, – усмехнулся Извольский. – Надо верить. Ты мне веришь?

Ирина посмотрела на лежащего перед ней человека. Что она, в конце концов, знала о нем? Что он стал владельцем семидесяти пяти процентного пакета акций завода, и вряд ли способ, к которому он прибег, сильно отличался от того, к которому прибег «Ивеко»? Что он знал, сколько стоит в России все – уголь, стальной прокат, зам губернатора, федеральный депутат и вице-премьер? Что он даже на больничной койке не перестал единолично командовать предприятием и городом с населением в двести тысяч человек? Что две недели назад в подъезде собственного дома неизвестные хулиганы сломали в двух местах челюсть заместителю генерального директора «Сунжэнерго», и что это не могло бы произойти не то что без разрешения – без первоначального приказа Сляба?

– Я тебе верю, – тихо сказала Ирина.

Извольский прикрыл глаза.

– Ну вот и ладушки. Поцелуй меня. Я без тебя соскучился.

Вот уже два месяца, как Дима Неклясов жил в постоянном животном страхе. Внезапная карьера молодого бизнесмена, к двадцати семи годам ставшего одним из главных министров огромной промышленной империи, вскружила ему голову. Очень быстро чувство благодарности к Извольскому сменилось чувством восхищения собственным умом и ловкостью. Радость от руководства финансовыми потоками – обидой на совершенно подчиненное положение человека, служащего сумасбродному и своенравному хану.

Ласковые предложения «Ивеко», выстроенные на прочном фундаменте угроз, кружили голову: ему предлагали стать вице-президентом столичного банка! Ну, не совсем вице-президентом, но в перспективе… Ему предлагали отдать тот самый завод, крошки со стола которого падали в «АМК-инвест»! Дима как-то не думал – запрещал себе думать – и о том, что живой Извольский никогда не откажется от завода, и о том, что во всей этой истории густо замешаны бандиты, и о том, что что-то может пойти наперекосяк.

Он испугался – по-настоящему испугался – только тогда, когда в перелеске нашли труп Заславского. Коля был его другом. Они вместе пилили кредит: четыре миллиона Димке, четыре Коле, остальные забирал лично Лучков и, как полагал Дима, платил из них долголаптевским и всем, кому нужно. Дима Неклясов вполне оценил изящество операции, благодаря которой измену его фактически оплачивал не сам «Ивеко», а красиво кинутый «Росторгбанк». Дима был уверен, что во вторник Заславский, как было договорено с долголаптевскими, уехал в Швейцарию, на родину папских гвардейцев и осмотрительных банков. Он даже не испугался, когда ему позвонили с требованием выкупа. Он был уверен, что это какая-то хитрая задумка Лучкова, имеющая целью сбить со следа Черягу.

Штурм дачи Лося, труп Заславского и покушение на Извольского повергли молодого финансиста в тихий шок. Он чудом избежал ареста, пропутешествовав в багажнике служебного «мерса» Черяги – но иногда ему казалось, что арест был бы не самым страшным вариантом. Чем он лучше Заславского? Заславского убили бандиты, и Неклясов мгновенно понял почему: из денег, причитающихся Лучкову с кредита, тот не счел нужным выделить долю долголаптевским. И долголаптевские решили вытрясти эти бабки сами, с лоха Заславского. А банк не смог или не захотел его защитить.

154