Калягин поздоровался с Лосем и сел за столик.
– Это тебе, – кивнул Лось на открытку, – поздравление на Старый Новый год.
Калягин взял открытку. Из нее выпали несколько глянцевых снимков. Калягин недолго рассматривал снимки, потом положил их рубашкой вверх.
– Он что, жив? – удивленно спросил Калягин, подцепив вилкой розового распаренного лангустина.
– Ты сказал: либо мертвый, либо опущенный. Тебя не устраивает?
Калягин приподнял угол открытки и еще раз взглянул на карточку, которая могла бы считаться порнографической, если бы не загаженные лагерные клифты участников сцены.
– Устраивает.
Калягин резко встал, запихал открытки во внутренний карман пиджака.
– Поехали, – сказал он.
– Куда?
– К твоему шефу.
– Такого уговора не было, – насторожился Лось.
– А теперь есть. Со скольких ты точек дерешь? С пяти кабаков? А у меня город в двести тысяч человек. Поехали.
В машине Калягин сидел молча, глядел перед собой и думал о чем-то своем. Только один раз он спросил:
– Как это было?
Лось брезгливо улыбнулся:
– Был у нашей Машеньки один недостаток – очень она любила в карты играть. А стиры такое дело – можно и авторитет просадить, и задницу.
– И он… не дрался?
– Скажем так: твой Брелер в этой ситуации повел себя как человек, а Барсук – как тряпка.
Спустя тридцать минут машина с Калягиным и Лосем въехала в ворота загородного особняка Коваля.
В комнате, роскошью не уступающей кабинету Извольского, Калягина ждал невысокий, слегка сутулый человек с длинными по-обезьяньи руками.
– Вот, – сказал Лось, – привел. Не хочу, говорит, с шестеркой разговаривать. Хочу, грит, разговаривать с владычицей морскою.
Коваль усмехнулся.
– Ну, здравствуй, мент. Мы твою просьбу выполнили. Теперь твоя очередь. Тем более, как я слышал, Камаз теперь сильно в чести. После героического успокоения разбушевавшегося народа.
– Я сказал – за базар отвечу!
Калягин помолчал несколько секунд, потом продолжил:
– Хорошо, теперь посмотрим расклад. Камаз – человек грамотный, о том, что вы есть на свете, не забывает. О том, что его можно вальнуть у дома, забудьте. Живет он в Сосновке, вместе с Черягой.
– В каком смысле – вместе?
– В смысле в одном доме. Лишних домов в Сосновке нет, а в городской квартире ему жить опасно. Камаз у Черяги вроде как телохранитель по совместительству. Дом – три этажа, дюжина комнат. На весь дом – Денис с матерью и два охранника. Там еще полк можно поселить.
Калягин пододвинул к себе лист бумаги, очертил широкий круг и рядом – квадратик поменьше.
– Город от Сосновки в семи километрах, завод – в двенадцати. О Сосновке вы можете забыть – это укрепрайон. Стена, датчики и секьюрити. Сами дачки так себе, даже ворота кружевные, а вот сам поселок укреплен, как Брестская крепость. Главные охранники – это ведь не те, которые на дачах, а которые охраняют внешний периметр.
Фломастер в руке Калягина метнулся, прочертив толстую, с изломом, линию от круга до квадрата.
– Дорога от Сосновки до шоссе тоже вся просматривается. Леса близко нет, засаду устроить негде. Шоссе в этом смысле более перспективная штука, однако тут есть два «но». Во-первых, из Сосновки часто ездят цугом: Черяга, Камаз, Скоросько – две-три машины разом. Во-вторых, шоссе двухрядное, оживленное, два года назад был такой случай: расстреляли на нем из джипа одного ахтарского пацана, его и недострелили в тот раз, но это неважно. А важно, что джип этот три водителя видели, доложили на пост ГАИ, гаишники поехали вперед, смотрят: поперек дороги фургон перевернулся, справа болото, слева болото, на дороге пробка, а в пробке – джип. Джип, натурально, пустой, только гаишники смекнули, что далеко ребята уйти не могли. Быстренько опросили всю пробку, получили приметы тех, кто из джипа вылез, одного перехватили через полчаса, а других – к вечеру.
Мораль сей басни такова: фургоны, конечно, каждый день поперек дороги не хряпаются, но я бы лично шоссе не выбирал. На заводе или возле моего управления Витю прошу не валить. Остается – профессиональная деятельность. По вызову, если хату кто обнес, он не ездит, ему впадло бывших коллег ловить, и занимается Витя двумя вещами. Либо – командует в охране завода, либо – ездит на разборку. Это теперь его специализация. Если кто кинул нашего подшефного бизнесмена, а бизнесмен пришел к нам, дело улаживает Камаз. Вот на подъезде к стрелке вам его-то и надо брать.
Это для меня единственный расклад, потому что во всех других случаях с меня же и спросят: мол, твоего зама выпасли, а ты куда смотрел? А здесь сразу два варианта просматривается – во-первых, что его завалили те, кто стрелку забил, во-вторых, что его завалили вы, но навели их те, кто забивал стрелку. И даже может быть такая тема, что вы же эту стрелочку и сорганизовали через третьих лиц. Как вам такой расклад?
Коваль усмехнулся.
– Расклад у тебя, мусорок, хороший, но вот какая проблема. То, что Камаза лучше перед стрелкой вальнуть, мы и без тебя вычислили. И даже специально, как ты посоветовал, организовали непонятку. Вот только когда Камаз приехал в Сунжу на стрелку, с ним было двенадцать твоих же мордоворотов на трех джипах, и на каком Камаз ехал, было неясно. Проводили наши ребятки эти джипы грустным взором и стрелять по ним не стали. Так что мы быстро уяснили, что за пределы Ахтарска Камаз на стрелку выезжает, как на малое танковое сражение. А внутри города Ахтарска он, конечно, и втроем на стрелку может приехать, но тут образуются две проблемы. Одна проблема, что внутри Ахтарска, по твоей милости, ни у кого подконтрольных структур нет, так, одна шпана мельтешит. А вторая проблема та, что у вас город прифронтовой, и воюете вы зараз и с банком, и с областью. А в прифронтовых городах всегда ужасно много постов, и нам как-то не улыбается на них в самый неподходящий момент напороться.