Денис ничего не ответил.
Майор налоговой полиции был человек тупой и въедливый, и прошло еще часа полтора, прежде чем он вернулся в директорский кабинет.
– Собирайтесь. Поехали с нами.
– Основания? – поинтересовался Денис.
Майор махнул рукой, два бугая очень ловко завернули Денису руки за спину, нацепили наручники и в таком виде поволокли к выходу. Наручники особенно обрадовали Дениса. Наручники изготавливали в соседнем Новосибирске из ахтарской же стали. Денис узнал их потому, что новосибирцы расплатились за поставленную сталь именно наручниками. Денис прекрасно помнил этот эпизод. Дело было около трех месяцев назад, и Извольский еще орал по телефону: «На хрена мне десять тысяч браслетов? Кому я их впарю? Бандитам по сходной цене продам?» В конце концов наручники пристроили в областной бюджет по очень выгодному для АМК курсу – и вот теперь эти самые браслеты и сидели на запястьях Дениса.
Дениса провели по коридору в сопровождении автоматчиков. Рядом шел Камаз, в кожаной порванной куртке и с синяком под глазом, и еще сбоку вели двоих: зама по финансам Федякина и главного бухгалтера завода – толстую, смешливую Машу Дольникову, больше известную как «баба Маша». Баба Маша была без наручников, в строгой черной юбке и пиджаке, из-под которого виднелось ослепительно белое кружевное жабо, и с накрашенных ресниц на все еще гладкое лицо стекали черные ручейки туши.
Нижний этаж заводоуправления был огромный и пустой, со стеклянными дверьми, выходившими на площадь, и как только налоговики спустились вниз, то даже самым тупым стало ясно, что дело плохо. Толпа стояла на площади плотной стеной, поглотив и броневичок налоговиков, и два джипа. Над толпой колыхались красные знамена и белые плакаты. На самом крупнотелом было начертано: «Позор сионистам и МВФ!»
Тут же раздался звон разбитого стекла, и Денис увидел, как у последнего из налоговых джипов, стоявшего ближе всех к козырьку, разлетелось стекло. В толпе что-то неразборчиво заорали, одни кричали «бей жидов», другие «бей коммунистов», но было ясно, что и те и другие разумеют под жидами и коммунистами налоговую полицию.
Федякин отпихнулся от ближайшего автоматчика и бросился к выходу, за которым бушевала толпа.
– Ребята, – закричал он, – не дайте пропасть!
Он замешкался, проходя блокированную вертушку, один из автоматчиков перемахнул за вертушку вслед за ним, сгреб Федякина и как следует врезал от души. Это было опрометчивое решение. Как уже было сказано, нижний этаж заводоуправления представлял из себя светлый, почти сплошь прозрачный ящик. Стеклянными были и те двери, что выходили на улицу под козырек, и те, что располагались в двадцати метрах за вертушками и вели собственно на территорию завода. Все, что происходило на первом этаже, было видно в первых рядах толпы, а Федякин, работавший на заводе вот уже тридцать лет, пользовался репутацией самого свойского и добродушного руководителя из верхушки завода.
Сенчяков, стоявший с матюгальником на крыльце, мгновенно обернулся:
– Позор сионистским прихвостням! – вскричал Конгарский гендиректор. Одна из стоявших рядом с ним женщин – толстенькая пенсионерка в синтепоновой курточке, – покрепче перехватила обеими руками красное бархатное знамя, увенчанное жестяным серпом и молотом, и этим самым знаменем, как пикой, ткнула в одного из налоговых полицейских, с автоматами наперевес стоявших с внешней стороны входа.
Знамя вообще-то не очень удобное оружие против бронежилета и автомата, особливо в руках пенсионерки. Полицейский шагнул в сторону, дама, разумеется, промахнулась и саданула своим вертелом по стеклянной двери, а затем полицейский заученным движением завернул ей руку. Женщина ойкнула и села на ступеньки, знамя полетело вниз, в жидкую грязь.
– Бабу Настю убили! – истерически рявкнул кто-то.
Баба Настя, разумеется, была невредима, но это видели только те, кто стоял в первых рядах, а толпа сзади, натурально, не видела ничего, а только слышала. А расстояние от правды до лжи, как известно, совпадает с расстоянием от глаза до уха.
Третьи ряды надавили на вторые, вторые – на первые, – и народ бросился внутрь. Налоговые полицейские колебались мгновение. Кто-то из них схватился за автомат, но начальник отряда, лейтенант Пряхин, соображал лучше подчиненных. Он понял, что оружие у них сейчас отнимут и что если это оружие попадет в руки обезумевшей толпы, то стрелять будут во всех и непонятно во что.
– Назад! – заорал лейтенант Пряхин.
Последовала короткая стычка. Несколько человек из толпы осели на ступеньки с ушибами и вывихами разной степени тяжести, а шестеро налоговиков вбежали в стеклянные двери комбината и успели замотать их железной цепочкой.
Двое из них сориентировались мгновенно и бросились дальше, на территорию комбината, где толпа еще не была такой густой и где можно было уйти и раствориться на сотнях гектарах переплетенных труб, зданий и складов.
– Вы за это ответите! – заорал Федякину совершенно растерянный майор, – это призыв к бунту!
Толпа ударилась о стеклянные двери. Это были самые обыкновенные двери из толстого зеленоватого стекла, не пуленепробиваемые и не противоударные, и выдержать напора людей они, естественно, долго не могли. Сухо треснул выстрел, показывая, что кто-то в толпе захватил с собой обрез, одно из стекол покрылось трещинами и тут же под напором толпы рухнуло внутрь.
Теперь от налоговиков и арестантов толпу отделяли только пять заводских вертушек.
На счастье налоговиков, двери были достаточно узкие, и люди, давившие друг друга, протискивались внутрь помещения с трудом.