– Ну здравствуй, Юра, – сказал смотрящий.
– Здравствуй, Барсук.
– Что ж ты так, в дом заходишь, не здороваешься, к старым друзьям не идешь?
– Вы меня позвали – я пришел.
– Загордился ты, Юра, в своей Москве. Правда, что ты комбинат на миллиард кинул?
– Неправда, – сказал Брелер. – Миллионов на восемьсот. По нынешним ценам.
Смотрящий заулыбался, повернулся к свите.
– Вот, – сказал он, – ребятки, учитесь, как дела делать. А тут триста штук тебе шьют – и пятнадцать лет светит…
И тут же глаза его опять вонзились в Брелера.
– А что, – сказал он, – давно ты Ирокеза в последний раз видел?
– Давно, – ответил Брелер, – а вот венок он мне посылал. Похоронный. Месяца два назад.
Барсук осклабился, показывая желтые, изъеденные тюрьмой зубы.
– А на веночке этом ленточки от Моцарта не было?
– Моцарт с Ирокезом не ладят с тех пор, как Ирокез себе автосервис северный взял, – с усмешкой ответил Брелер.
– Образованный ты человек, Юра, – вздохнул смотрящий, – один только недостаток, что мент.
Брелер промолчал.
– Что же тебя твой кореш Каляга сюда засадил? Или это промеж ментов такая дружба?
Брелер молчал по-прежнему.
– Ну, что столбом стоишь? Язык проглотил? Не любят тебя менты, Брелер…
Усмехнулся, неожиданно кивнул на порезанную колбасу, лежащую на газете.
– Ладно, садись, потрапезничай с нами. Авось завтра малявка придет, что с тобой делать да как…
Брелер скосил глаза на колбасу. Прием был довольно старый. Колбаса лежала себе на газетке, никто из свиты к ней не притрагивался, очень возможно, что положил ее туда по приказу опущенный. Коснешься такой вещи – и все, сам зачушкаришься…
– Спасибо, я сытый, – сказал Брелер.
Барсук неожиданно засмеялся, взял круг колбасы, жадно запихал его в рот.
– Опасливый ты человек, Юра. Кто с тобой шутки шутить станет? Ладно. Иди на место. Я тебя трогать не буду, как малява про тебя придет, так и поступим…
Когда Брелер подошел к своей шконке, она была занята: сбросив на пол узелок с его вещами, на одеяле лежал старый хозяин нар, кувалдообразный Репей.
– А ну слезай, – сказал Брелер.
– Ты, ментяра! Твое место у параши…
Брелер молча схватил Репья правой рукой – за локоть, и левой – за ворот рубашки. На мгновение на него пахнуло кислым потом и табаком. Потом Репей описал дугу в воздухе и хряпнулся позвоночником о пол.
Все обитатели камеры повскакали с мест.
– Мочить мусора! – заорал кто-то.
– Кто мусор?!
– Вон, жидок!
Репей поднялся с пола. Взгляд его не выражал ничего хорошего. Брелер, не оглядываясь, шагнул назад. Теперь у него за спиной была шершавая кирпичная стена, от которой тянуло едким холодом, а перед ним уже крутилась толпа из полутора десятков раззявленных рож. Первым стоял Репей и по бокам его еще два каких-то лба.
Брелер не стал дожидаться, пока на него нападут. Он ударил первым. Репей схлопотал пяткой в межреберье, и в его грудной клетке что-то тяжело хрустнуло. Его сосед получил короткий и болезненный тычок в живот, Юрка развернулся, ставя по пути блок, и добавил в то же место локтем. Третий, легкий и ловкий урка по кличке Червонец, выхватил было заточку, но Юрка сшиб его на пол подсечкой, заточка бесполезно плеснула по рукаву, и тут же Юрка наклонился, чтобы выхватить оружие из рук извивающегося на полу Червонца. Это оказалось ошибкой. Червонец перекатился, полоснув Юрку по ноге, и в ту же секунду сзади на спину прыгнули и вцепились мертвой хваткой.
Через минуту Брелер лежал на полу, придавленный урками, но, как ни странно, живой. Затем вокруг наступила странная тишина, кто-то вздернул его за шиворот и поставил на колени, и, разлепив залитые кровью глаза, Брелер увидел перед собой широко расставленные ноги Барсука.
– Ты что же, мент, в хате беспредельничаешь? Или это твой дом?
Брелер поднял голову.
– Я е…ал твою хату и твои понятия, – сказал Юрка.
Барсук неторопливо стал расстегивать свисающие мешком брюки.
– Держите его, – сказал смотрящий.
Два десятка рук вцепились в бывшего мента так, что тот не мог пошевельнуться.
В следующую секунду Юрка плюнул в глаза Барсуку.
Свое последнее оружие Брелер приберег на крайний случай. Как-то давно еще друзья показали ему фокус уголовников, которые умеют держать за щекой половинку безопасной бритвы. Лезвий у Брелера не было, но Калягин передавал ему в камеру хорошие сигареты – любимые Юркины «Мальборо». Если поджечь фильтр от таких американских сигарет и сделать все правильно, то пористая масса превратится в блестящую пластинку с острыми краями, которыми легко вскрыть себе вены. Или – использовать вместо бритвы.
Барсук коротко вскрикнул и схватился за глаз, из которого торчала белая матовая полоска. Перепуганные урки чуть ослабили хватку. Брелер скинул с себя сокамерников, вцепившихся в него, как пиявки, перекатился через спину и, вскочив, нанес первой же кинувшейся на него роже удар кулаком. Зубы полетели в одну сторону, рожа кувыркнулась в другую.
Ему удалось продержаться минут пять, но соперников было слишком много, и после того, как кто-то изловчился и воткнул Юрке заточку чуть повыше печени, все было очень скоро кончено. Брелер ослабел и повалился на пол. Его били долго и старательно, не намереваясь оставлять в живых, и наверное бы убили тут же, если бы вертухай не привел в тридцать восьмую камеру новенького.
Однако сделать уже было ничего нельзя. Тюремная больничка, благодаря хлопотам местного фонда реабилитации заключенных, содержавшегося за счет средств областного общака, была снаряжена если и хуже швейцарской клиники, то уж точно лучше областного госпиталя, но травмы были слишком значительны.